Завтра, может, кто то и вспомнит, что в те времена, когда бодрствуют только воры и те, кто только создали свой союз, выслушав никах муллы, прошёлся по залу Амальрик, но когда стража благополучно дремлет, а твои загрушает стрекот цикад, всё заготовлено - верные люди сторожат отдохнувшего коня, готового скакать туда, куда укажет ему полководец, и способный выдержать вес двоих человек, и то, Ясмин такая хрупкая. Он запомнил каждый изгиб её тела, когда она танцевала перед ними, сладостые очертания её бёдер, и хотелось причмокнуть от воспоминаний, но тишина важнее эмоций.
  Поспешные шаги. Кто это, если он перепутает сейчас Ясмин со служанкой, возвращающейся из покоев слишком уж любвеобильного стражника, или же с кем то ещё. Вот... гибкие очертания, скрытые под покрывалами. Амальрик, правда, и сам скрыл лицо. Но, если это не Ясмин, всё равно придётся израсходовать иссушённую пыльцу, дабы избежать визга.
  И он появился перед хрупким силуэтом, бесцеремонно приподнял вуаль, скрывающую лицо юной девушки. Да, это Ясмин. Затем приподнял покрывало со своего лица, обматывающее его, словно полумифического хашшашина с далёких гор, поднёс к лицу свиток и дунул в лицо девушки. Пыльца осела на лицо, Амальрик подхватил обмякшее тело девушки. Из тени колонны выступил ещё один человек. Иззарк, его верный соратник. Ни слова не говоря, всё уже было обговорено заранее, он вытащил из за пазухи мешок и моток верёвки с узлами. Третий этаж, залы высокие, прыгать, да ещёё и с Ясмин, оба костей не соберут. Ясмин в мешке, мешок закреплён за спиной, Иззарк держит верёвку. Амальрик так же молча спустился по верёвке, всё же удачное время, когда дворец спит, а залы пустуют. Внизу уже конь ждёт, следы копыт утром обнаружат, но как далеко будет Амальрик со своей ношей.
  Три дня, превратившиеся в бесконечный месяц, но Абаль не пускали во дворец, отправляя то на кухню, то ещё куда, и саму пыльцу пришлось искать дольше, но мучительные ожидания закончились. Торжествующий Амальрик сел на коня. В сумерках можно и не разглядеть мешка перед седлом. Как же приятно трогать мешок этот, чувствовать бёдра танцовщицы.
  Страже пришлось бросить горсть золотых, но ворота открыли, и тут можно быть спокойным, никто не признается, что открывали ночью ворота, чтобы не расстаться с головой. Время мирное, войск под стенами нет, потому можно и пренебречь дисциплиной, чтоб наутро можно было пойти потратить золото на базаре, прикупить не только перчёных колбасок с лепёшками, но и кому - то отдать деньги хранительнице очага, кому - то спустить денежки в доме удовольствий, где Амальрик сговаривался с Абаль, у каждого свои цели, но они могли помочь друг другу. Амальрик улыбнулся в бороду, когда пришпорил коня. Объяснить, что он скачет к себе в лагерь за городом, объяснения приняли, стража не задала вопросов.
  Вот и город уже позади, он в поле, поросшим редким солончаком, мешок зашевелился. Амальрик остановил коня, спешился, снял мешок с коня, развязал его. Он не стал ничего говорить, пусть женщина первой задаст свои вопросы, он ответит на них.

Пощёчину и даже ноготки Ясмин на своей коже Амальрик воспринял не без удовольствия, улыбнувшись в бороду, когда она бросилась прочь. Вокруг был только песок, яркое солнце и никого вокруг, разве что горная гряда на горизонте, где располагались его воины, несущие службу в крепости, охраняющей перевал, отребье, ставшие воинами и получившие заслуженную славу, они не были во дворце и не ждали его, но там он будет в безопасности, он с его прекрасной пленницей. Амальрику ничего не стоило заарканить танцовщицу, но он стоял, глядя, как она бежит по аескам и, сдавшись, останавливается. Предстоит долгий, изнуряющий путь в крепость, и наверняка рано или поздно к нему прибудут послы султана, потребовать возвращения кровавого полководца, что одиноко стоял сейчас, держа своего верного Нергала. Какое - то древнее божество, откуда оно взялось, неизвестно, один из сонма древних богов, что канули в небытие и старые легенды, когда на землю пришло христианство и мусульманство. И, лишь когда девушка остановилась, она одна посреди пустыни, весь день Амальрику предстояло идти пешком, ведя своего коня за собой по приметам, ведомым ему и иным пустынным кочевникам. Кто знает, может, его уже заметили с незримых пока ещё его глазу башен крепости, и сообщили, что движется их командир, и могут прислать за ним всадников. Его зуагиров. Недавно ещё это был простой сброд, теперь ставшими воинами, не мыслящими себя без луков и сабель, и решивших посвятить себя службе, а не скотоводству и плугу. К ночи они доберутся до крепости, где Ясмин он сможет предоставить одну из комнат для гостей, приставив к ней прислугу, подобающую его сану. Сану возлюбленной Амальрика. Ради этого полководец едва не попал в немилость к султану, но он сделал своё. Он просто забрал Ясмин из гарема, где она была лишь танцовщицей.
  - Султану придётся смириться с тем, что его прекрасный цветок более не его. Три дня назад я просил его отдать тебя мне в жёны. Его слова были просты. То, что сумею забрать тебя - он исполнит мою просьбу. Если чьи головы и полетят, так это начальника стражи за то, что этой ночью они играли в кости вместо того, чтобы бдительно нести службу во дворце. И я готов ответить перед султаном за свою дерзость.
  Амальрик не держал её, зачем? То, чего он так жаждал, свершилось, прекрасная танцовщица великого султана рядом с ним, он, разумеется, и не знал, что она видела, как полководец, исполняя приказ разъярённого Амира аль Махмуда, отправился во дворец сатрапа. Пока он покупал самых дорогих наложниц и украшал свою сокровищницу редкими камнями, из за того, что дань не доходла до казны, воины султана недополучали оружие и броню, всё это требовало содержания. Но имени султана хватало, чтобы воины свтрапа бросали оружие и разбегались, никому не хотелось быть казнённым позорно и мучительно за измену султану вместе с сатрапом, от которого нужна была только голова. И, когда воины сатрапа выдали своего господина сами, клянясь в своей верности султану Амиру аль Махмуду, Амальрик одним взмахом своей кривой сабли обезглавил государственного вора и победно поднял голову над собой, хотя этим он избавил самого сатрапа от гораздо более страшной участи, этим он и предотвратил резню во дворце, будь у самого самрапа верные ему сторонники. Он расправился с казнокрадом и вернулся, не заметив сразу Ясмин. Он и не знал о том, что Ясмин прежде своими танцами услаждала взор самого сатрапа, а потому спросил:
  - А откуда тебе известно, о прекраснейшая из небесных гурий, что я рубил головы?

- Не секирой, а саблей, той самой, что сейчас при мне - поправил Амальрик девушку - и я оказал ему милосердие, казнокрадов султан не жалует. Сам видел, что делают с такими. Открывают рот и льют в горло расплавленный свинец. А потом оставляют умирать в назидание другим, у кого есть желание дотянуться до казны султана. И, не казни я его, кто знает, будь он жив, возможно, это спровоцировало бы восстание. А султану нужен мир.
  Он шёл к горной гряде, стараясь держаться вровень с Ясмин, которая то и дело уходила вперёд, не желая садиться на коня, шёл, оставляя позади бархан за барханом, прикрыв лицо, щуря глаза, чтобы не ослепнуть от яркого солнца, Нергал шёл, увязая в песке и сердито фыркая, идин раз пришлось остановиться и пожертвовать одним из двух бурдюков, напоить животное, он ждал, пока конь напьётся тёплой воды и почувствует прилив сил, горы упорно не хотели приближаться, то маня к себе, то скрываясь за барханом, пока они спускались в низину, сам он терпел жажду, понимая, что девушка, выросшая в роскоши дворцов, не привыкла к подобным лишениям, в отличии от него. У самого Амальрика были запрятаны зёрна кофе ,и он жевал их, чтобы не сморило от жары, пришлось сделать ещё одну остановку, ещё раз напоить коня, оставался только малый бурдюк из козьей кожи, в которой он приберёг воду для себя и Ясмин. И, пока он второй раз поил коня, девушка пошатнулась, оседая на песок, Амальрик поспешил к ней, открыл бурдюк с водой, приложил к губам девушки, он сидел и терпеливо ждал, пока она напьётся. Сам он не приложился - Ясмин наверняка захочет пить ещё, а он дотерпит до ночи. Не впервой преодолевать пустыню с такими же закалёнными в боях воинами, сначала с крестоносцами, потом и с сарацинами, когда нужно было спешно прибыть на грядущую битву. Или если единственный путь к отступлению был только через пустыню, обходить слишком долго. Впереди раньше был пастуший колодец, но он пересох. Пески неумолимо забирают жизнь, если она появляется среди них. И, тем не менее, она здесь была.
  Бурдюк почти опустел, девушка пила жадно, но, наконец, отстранилась, он был небольшим, этот бурдюк. Но теперь ей не грозит обезвоживание, которое для Ясмин может стать смертельным.
  - Я не обижаю женщин - сказал, в конце концов, Амальрик - садись на коня. Я поведу.
  Амальрик подставил ладони, помогая Ясмин взобраться на коня, помог просунуть ножки в стремена и покачал головой - её ножки так просто обгорят к вечеру, солнце нещадно палит обнажённые участки кожи. Покачав головой, Амальрик достал нож, разрезая опустевшие бурдюки, в которых оставались капли воды.
  - Подожди - он принялся обматывать её лодыжки кожей от бурдюков, получилось не очень красиво, но практично. Сняв с лица бурнус, Амальрик предложил девушке одеть его, до вечера её личико не выдержит столь беспощадного солнца пустыни, и настоял на своём. Конечно, идти самому теперь грозило солнечным ударом, но...
  Вот и кактус, Амальрик достал свою саблю и отрубил одну из лап на кактусе, отчистил от колючек одну сторону, вложил саблю обратно в ножны и принялся ножом чистить кактус, вкус невероятно горький, хочется плеваться, но он ел его, понимая ,что до вечера у него больше ничего не будет, немного инжира припасено для Ясмин, если она проглодается. Его Нергал и то презрительно отвернулся от такого угощения, что едят верблюды. Или такие, как Амальрик.
  Нет, горы становятся ближе. Но и солнце как раз стало самым жарким. Часа три дня, самая жара ,которая ещё долго не будет спадать. Но первые башни крокотными, еле различимыми иголочками, уже выступили среди горных вершин.
  - Там есть ручьи, ещё немного - подбодрил он Ясмин, отложив всё остальное, в том числе и объяснение, на потом.

Говорят, самый долгий путь начинается с первого шага, и он обязательно преодолевается, если идти, следуя своему зову, так и Амальрик, он шёл, то усаживая Ясмин на коня, то спешивая её, когда она готова была идти сама следом за уже заходящим солнцем. И победа была за усталыми путниками, когда уже солнце сменило свой палящий зной на вечернюю жару, не столь немилосердную. Со стороны гор потянуло влагой, Нергал уже нетерпеливо фыркал, стараясь прибавить шагу, несмотря на усталость. На его боках уже начала появляться короста, конь спешил искупаться, смыть всё с себя, а сам Амальрик, едва доберётся до крепости, прикажет вычистить его и накормить свежей травой. Вот уже они ступили на первую, ещё жухлую траву, зеленеющую с каждым шагом, Амальрик снял с коня сбрую, оставляя его напиться у ручья, конь пил, иногда вскидывая морду и громко фыркая от удовольствия, Ясмин же, поспешив к ручью, скрылась в зарослях. Чуткий слух Амальрика почти сразу же уловил всплеск воды - юная красавица уже нашла озеро, образованное текущими сверху ручьями.
  - Нергал, а ты куда? - Амальрик шагнул следом, и поспешил вернуться, увидев обнажённую спину Ясмин, взгляд его переместился от обнажённой фигурки на заходящее солнце, он бы и сам сейчас искупался, после того, как суховеи пустыни нагревают воду, к вечеру она становится тёплой и быстро стынет ночью, озеро защищено от песков травами и деревьями, задерживающими в себе губительные рои песчинок, и потому оно не пересыхает в самые знойные года, и самые жестокие песчаные бури никогда не достигнут этого озера. Усилием воли Амальрик заставил себя не смотреть на девушку, когда она выходила из воды и облачалась в привычные одежды, за это время доставая припасы из мешков - для Ясмин он припас инжир, сам же он ещё поймает дичь, мелкую лань, а заставить голодать столь нежное создание он не мог. Лук при нём, стрелы есть, и дичь тут водится, зажарить на огне, с хрящиками и солью, сдобренное специями - прекрасный клад для желудка, особенно для желудка Амальрика. Или сбить с дерева птицу, беспечно рассевшуюся на ветвях, тоже можно приготовить на огне отменное мясо. Или же потерпеть до ночи, и уже в крепости поесть вместе с воинами, не особо радиво соблюдающими закон о запрете на вино. Амальрик всё же был европейцем, а подвалы крепости ещё хранили бочки с вином, привезённые из Венеции и доставленные в замок. О да, его воины, если Амальрик всё же велит позвать муллу, точно выкатят бочку. Полководец улыбнулся, вспомнив, как один раз нежданно нагрянул в крепость кто то из военачальников, и все спешно жевали душистые травы, перебить запах вина. Приятно вспомнить, что же было тогда, в дни, когда он только завоёвывал своё положение при великом султане, когда ему выпал шанс.
  - Присаживаяся же, о лучезарная - Амальрик не умел щедро сыпать комплиментами, к тому же, в его речи проскальзывал европейский акцент, и, когда девушка присела и занялась инжиром, Амальрик решил рассказать ей всё, не видел смысла скрывать далее причины своего поступка - я просил великого султана, отдать тебя мне. О да, увидев тебя, я понял, что сердцу моему без тебя предстоит высохнуть, подобно озеру в пустыне. Ты танцевала, я замер в немом восхищении, а когда открылся твой лик, свет факелов померк в моих глазах, и понял я, что скорее солнце будет светить ночью, а луна днём, чем ты уйдёшь из моего сердца. Ты убежала, а я готов был искать тебя в остатках отражения зеркал. Для султана ты была дорогой игрушкой, мне же ты открыла совсем иное. Не будет мне жизни без тебя. Я осмелился тогда просить тебя, и султан исполнился гневом. Он не хотел отдавать тебя. Но сказал мне "сможешь забрать её - она твоя". Я провёл в женскую половину дворца разбойницу из пустыни, что обратилась в служанку, в назначенный час она дала мне знак. У меня не было иного пути кроме как обратиться в татя ночного. Теперь лишь молить буду тебя сменить гнев на милость мне, ибо делал я всё, следуя зову сердца своего.